ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ УЧАСТНИКОВ ЛИКВИДАЦИИ ПОСЛЕДСТВИЙ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС ветеранов и работников Гидрометслужбы Республики Беларусь

    ПОЛИЩУК А.И. 

В 1986 году я работал в Могилеве… В задачи нашего подразделения входило и измерение мощности экспозиционной дозы, так называемый – гамма-фон. По плану, измерения проводились по средам, составлялась телеграмма и передавалась в г.Минск. Для измерений использовали штатный прибор ДП-5.

27 апреля пришла телеграмма приступить к ежечасным наблюдениям. Пост СНЛК (система наблюдений и лабораторного контроля) начал выполнять указания. Все метеорологические станции также проводили измерения через час. Уже 30 апреля у председателя облисполкома состоялось совещание, на котором присутствовали санврачи, просто медики, представители гражданской обороны, милиции и гидрометеорологической службы. Ознакомили всех с секретной телеграммой. И понеслось…

1 мая в сторону юга направились специальные мобильные группы, которые по пути измеряли гамма-фон. Я с представителем штаба ГО выехал по дороге Ленинград-Одесса. Доехали до границы с Гомельской областью и нигде превышений не обнаружили. Решили проехать параллельно вдоль границы области в сторону Славгорода. И нашли то, что искали. По мере приближения к Славгороду, фон возрастал и превышал естественный в 100 раз. Заехали на метеостанцию, еще раз измерили – все подтвердилось. Доложили в штаб гражданской обороны, те - выше. А к этому времени уже появились первые беженцы из Припяти (город атомщиков рядом с АЭС). Вот тогда-то и поняли всю масштабность произошедшего.

Задача, которая стояла перед гидрометеорологами, усложнилась. Лесники изучали загрязнение лесов, сельхозники – полей, мы же занимались разведкой - изучали радиоактивное загрязнение населенных пунктов и составляли карты загрязнения территорий. Были и в 30-ти километровой зоне, и в самом Чернобыле, проверили практически все населенные пункты сначала Могилевской, а затем и всех других областей. Отбирали пробы земли, возили на анализ в Сосны, там были приборы, способные проанализировать радиоактивные вещества. Несколько позже и в РЦРКМ (Республиканский центр радиационного контроля и мониторинга окружающей среды) появились такие приборы. Пришли знающие специалисты, научились пользоваться сложными зарубежными приборами. На основании полученных данных принимались государственные решения – отселять населенный пункт или делать дезактивацию. Так что наши «разведданные» явились основой для Государственной политики по минимизации последствий аварии на ЧАЭС.

Было сложно, но с задачей справились. Люди работали с энтузиазмом, понимая, что если не мы, то кто выполнит задание. «Ликвидатор» – это звучит гордо. Сейчас другое время и другие законы – сейчас «Пострадавшие от аварии на ЧАЭС». Многих из моих друзей (с кем работали), уже нет с нами, но я их всех помню поименно, помню, помню…

Ликвидаторы Могилевской области

у разрушенного реактора ЧАЭС

 

МЕЛЬНИК В.И.

Вот уже 30-ть с небольшим лет отделяют нас от события, которое повлияло на судьбы многих тысяч людей. Для людей, которые попали в зону отселения, это жизнь до и после Чернобыля. Для меня Чернобыльская катастрофа, как и, наверное, для многих моих сверстников, это цепь событий, которые повлияли на мировоззрение, отношение к властям, государству, отдельным людям.

Первое, что запомнилось, это в начале первых месяцев утаивание масштабов и возможных последствий трагедии. Это и первомайские демонстрации с детьми на улицах городов, которые попали в зону влияния Чернобыльской АЭС, это информация о том, что все нормально, ничего страшного не случилось, что скоро это все пройдет. Много пили водки и красного вина (говорили, что «выводит» радиацию). Как оказалось, это происходило на фоне того, что в ряде западных стран, уже в первые дни после аварии рекомендовали населению без надобности не выходить на улицу и закрывать форточки домов, но об этом мы узнали позже и, как оказалось, это было связано с распадом легких радиоактивных элементов – йода-137, который «ударил» в первые дни аварии по щитовидной железе многих людей, в первую очередь детей и подростков, особенно в Беларуси.

1987 год запомнился тем, что многое тайное стало явным. Скрывать информацию в то время уже было невозможным. На этом фоне возникло явление «радиофобии», когда не только в зону отселения, но и в приграничные с ней районы многие люди боялись ехать.

Надо отметить, что гидрометеорологическая служба в то время сработала очень хорошо и организованно. Думаю, что об этом обязательно вспомнят и напишут те, кто имел к этому непосредственное отношение. Я бы в первую очередь отметил наших бывших руководителей: Покумейко Ю.М., Скуратовича И.М., Грука П.В., Хамицевича Н.Р., Рудневу С.П., Матвеенко И.И., а также начальников Гомельского и Могилевского областных центров по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды Соленова И.П., Сыча В.Н., Полищука А.И. Называю фамилии тех, кого запомнил: специалисты – Лейтус А.И., Футрин А.А., Сорока А.В., Петровский О.М., Плинер Е.Р., Бахирев В.Н., Николайчик В.И.,  Ровкач А.И., Пономаренко Б.А., Пивовар П.А., Самсонов В.Л., водители – Деменчук М.А., Ковалев Н.П., Мастибротский П.Е., Шутко А.Г., Попов В.В.. Пусть простят меня те, кого я не назвал (многих не помню и не всех знаю).

Лично я в мае 1987 года участвовал в авиаобследовании посевов озимых ряда районов Гомельской и Могилевской областей совместно с Чавлытко Л.А. (ныне Гулецкой Л.А.). Эта работа выполнялась в 1986 году, и в другие годы после аварии, но в мае 1987 года ставилась негласная задача определять наличие посевов в зоне отселения в отдельных районах. В Брагинском районе приземлялись для замера радиации возле выселенной деревни, название которой я, к сожалению, не помню. Поразили заросшие высоким чертополохом подворья и страшная тишина. Честно сказать, картина была жутковатая и мы после замеров быстро взлетели. В Мозырском и в Могилевском аэропорту встречались с нашими ребятами, которые летали в то время на отбор образцов почв из загрязненных районов. Работа у них была намного опаснее, и они выполняли свой долг с честью.

ПАРФЕНОВ В.В. 

Хочу вспомнить «гидрометовских вертолетчиков». Это наши сотрудники, которые сразу после аварии на ЧАЭС и в последствии нескольких следующих лет выполняли работы по вертолетной разведке и уточнению радиационной обстановки в районах, подвергшихся радиоактивному загрязнению. Первопроходцами были Андрей Ровкач, Михаил Образов, Владимир Бахерев, Евгений Кузнецов, затем – Владимир Николайчик, Анатолий Козловский, Александр Патокин. Владимира Бахерева, Жени Кузнецова, Володи Николайчика и Саши Патокина уже нет с нами. Вечная им память…

Впервые в «зону» мне довелось попасть на борту вертолета в качестве пассажира (так я был оформлен в полетном листе) весной 1989 года с моим непосредственным начальником и другом Андреем Ивановичем Ровкачем, имевшим за спиной курсы Белорусского управления гражданской авиации (БУГА) и квалификацию бортнаблюдателя. Нашим пилотом был летчик БУГА высшего класса – Василий Сенько, веселый, отважный парень (в последствии он был удостоен правительственной награды за Чернобыль).

Вылеты в «зону». Слева – А.И. Ровкач

Началось все довольно неожиданно. Придя утром на работу, я даже не подозревал, что ночевать буду уже в Мозыре, где тогда базировались вертолетные расчеты, куда свозились пробы и откуда производились вылеты в загрязненные районы. Задание на командировку нам выдала Светлана Павловна Руднева, в то время – начальник Центра контроля загрязнения природной среды (ЦКЗПС), волевой и неутомимый человек с твердым характером. С именем Светланы Павловны связаны проведение организационных мероприятий и принятие многих первоочередных решений по Чернобыльской проблеме.

После нескольких часов, выделенных на сборы и подготовку, в назначенное время мы встретились в аэропорту «Минск-1». Там нам обозначили номер рейса, добавив, что он будет объявлен дополнительно. Сидя в зале ожидания и размышляя о «спецборте», представлялся напичканный аппаратурой самолет-лаборатория, возможно, на базе АН-24, в крайнем случае, кукурузник. Однако, после дикторского приглашения пройти на посадку женщина-распорядитель, проверив наш багаж, вывела на летное поле и указала пальцем в сторону вертолетной площадки. Там мы и нашли наше воздушное судно – небольшой вертолет-трудягу модели КА-26. Он и доставил нас в г.Мозырь…

Отбор проб донных отложений

Наша работа предполагала измерение гамма-фона и отбор проб грунта в землеустроительных границах населенных пунктов Катичев, Крюки Брагинского р-на, Рудаков, Высокое Хойникского р-на, Киров, Братское Наровлянского р-на, Усов, Вязовая Лельчицкого р-на Гомельской области; Хоромск, Туры, Рубель, Ольшаны, Давид-Городок, Отвержичи, Маньковичи, Хотомень, Федоры, Колодное, Глинка, Бухличи, Ворони, Нижний Теребежов, Верхний Теребежов, Речица, Струга, Большие Викоровичи, Малые Викоровичи Столинского р-на Брестской области. Многие из этих деревень уже нежилые, а некоторых и вовсе нет на карте.

Поскольку точки отбора проб располагались по четырем румбам и в центре населенного пункта, летчику приходилось, изловчаясь, чтобы не задеть крыши, деревья и не запутаться в проводах линий электропередач, по несколько раз перелетать с одного конца деревни на другой. В каждой точке за нашими действиями внимательно (поначалу даже с опаской и недоверием) наблюдали местные жители. Пока вертолет взлетал и делал вираж для захода на следующую посадку, в иллюминаторе под собой мы наблюдали, как толпа этих самых жителей (в основном, конечно, мальчишки) на мотоциклах, лошадях, велосипедах и просто бегом перемещалась вместе с нами (только по земле) и встречала уже на новом месте посадки, обступая наш КА-26 живым кольцом. С каждой посадкой это кольцо все больше уплотнялось, затем находился самый любознательный и смелый человек, который подходил уже вплотную, закуривал и вступал в контакт. Потом и все остальные раскрепощались, их взгляды становились улыбчивыми и дружелюбными. Люди наперебой забрасывали вопросами, причем на разные темы; и молоком угощали, и медом. И вообще, очень сложно было улетать. Ведь мы улетали на «большую землю», а они оставались...

Запомнился наш путь домой, в г.Минск...

Программа командировки была выполнена, пробы в вертолет загружены, но в последний момент кто-то позвонил и сообщил, что нужно забрать дополнительные пробы грунта, поскольку машина, на которой планировалась их доставка в г. Минск, сломалась. Пришлось догружать вертолет, а подъемный вес КА-26 – что-то около 700 кг. Проб было предостаточно, да и мы не худенькие. Так что, после нескольких неудачных попыток оторваться от земли пилот Вася прокричал нам в салон: «Будем взлетать по-самолетному!!!» Он вывел вертолет на взлетную полосу и начал разгоняться. Несколько раз мы коснулись земли, но в метрах 150 от бетонного забора аэродрома машина оторвалась, сделала вираж перед стеной леса и взяла курс на г. Минск. Следующая фраза, которую Вася произнес с саркастической улыбкой, была: «Взлететь – взлетели! Долететь – долетим! Но вот как садиться будем – не знаю!» Однако к тому времени мы так обвыклись в вертолете, так к нему привыкли и так были уверены в нашем пилоте-ассе, в его квалификации, что тоже только улыбнулись...

…В общем, как-то приземлились. А приземлились в Зеленом Луге, прямо за кольцевой дорогой, на поле. Перешли дорогу. Сел я на троллейбус маршрута № 25 и поехал домой. Так закончилась моя первая командировка в «зону».

 

ЖУКОВА О.М. 

В апреле 1986 года я работала научным сотрудником в Институте ядерной энергетики АН БССР. 28 апреля 1986 года сотрудникам института сообщили, что на территории площадки института повысился радиационный фон. Не дожидаясь окончания рабочего дня, нас увезли из института. Вечером по телевидению сообщили, что на Чернобыльской АЭС произошла авария, но серьезных повреждений не имеется. Уже на следующий день руководство института сообщило, что повышенные уровни мощности дозы гамма-излучения обусловлены воздушным переносом радиоактивных веществ. 30  апреля в Институте ядерной энергетики была создана группа анализа радиационной обстановки, в состав которой включили и меня. К нам стекалась вся информация о радиационной обстановке на территории страны. Часто мы работали до 24 часов ночи. В июне 1986 года сотрудниками института, Белорусского республиканского управления по гидрометеорологии и контролю природных ресурсов и Госкомгидромета СССР была подготовлена первая карта загрязнения территории южных районов республики цезием-137. В дальнейшем я принимала участие в подготовке всех карт радиационной обстановки на территории Беларуси.

В период 1986-1988 годов сотрудники института постоянно участвовали в экспедиционных работах по оценке радиационной обстановки в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС. В одной из таких экспедиций я приняла участие. Согласно техническому заданию мы должны были обследовать такие населенные пункты как Ломачи, Масаны, Кулажин и другие. В отселенных деревнях, в выбитых окнах домов трепыхались занавески, это было похоже на пейзаж из фильма «Сталкер». Кроме этих деревень, нам надо было оценить радиационную обстановку и отобрать пробы почвы в «рыжем лесу» (это 10-ти километровая зона ЧАЭС, территория Украины).

Во время экспедиции в мои обязанности входило измерение мощности дозы гамма-излучения и плотности потока альфа и бета частиц. Когда мы попали в «рыжий лес», дозиметры перестали работать, так как диапазон измерений наших приборов был до 4 мР/ч, а уровни мощности дозы гамма-излучения в «рыжем лесу» были значительно выше. Однако плотность потока альфа и бета- частиц мы успешно измерили, пробы почвы были тоже отобраны. «Рыжий лес» произвел на меня тягостное впечатление. Это был сосновый лес. Деревья были, как будто опалены огнем, однако все иголки на соснах были на месте, а цвет их был коричнево-рыжий. Унылую картину «рыжего леса» оживил табун диких лошадей, которые паслись в пойме реки Припять. Недавно я узнала, что мы наблюдали за редкой породой лошадей – «лошадь Пржевальского». В этой экспедиции мы пробыли две недели. После ее окончания наши индивидуальные дозиметры показали индивидуальную дозу 1 рентген. В соответствии со статьей 20 Закона Республики Беларусь «О социальной защите граждан, пострадавших от катастрофы на Чернобыльской АЭС» в 1991 году я получила удостоверение участника ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС за выполнение работ в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС в период 1986 и 1988 годов. Моя профессиональная работа до сих пор связана с изучением миграции Чернобыльских радионуклидов в объектах окружающей среды.

Участники экспедиции в пойме реки Припять

(10-ти км зона ЧАЭС, Украина) рядом с «рыжим лесом»

САМСОНОВ В.Л.

К ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС было привлечено большое количество людей. Одних призывали на военные сборы, других направляли организации, которым было поручено выполнение определенных задач по ликвидации последствий аварии. Каждый привлекаемый к этим работам человек выполнял свои поставленные задачи. Я тогда работал старшим инженером-радиометристом в Институте ядерной энергетики АН Беларуси и привлекался к работам по измерению радиации. В соответствии со статьей 19 Закона Республики Беларусь «О социальной защите граждан, пострадавших от катастрофы на Чернобыльской АЭС» я получил в 1991 году удостоверение участника ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС за выполнение работ в 30-ти километровой зоне (зона эвакуации) вокруг Чернобыльской АЭС в период 1986 и 1987 годов. В этих работах моим инструментом был дозиметр для измерения мощности дозы, радиометр для измерения плотности потока альфа и бета-частиц, переносной гамма-спектрометр для измерения гамма-излучающих радионуклидов. Работа была идентична – сделал измерения, отобрал пробу и пошел дальше, а задачи, которые ставились, были разные. Например, в одном случае нужно было получить общую радиационную обстановку по деревне, в другом случае необходимо было проводить измерения на небольшом участке территории, на котором проводились исследования на лабораторных мышах по воздействию на них радиации.

Хочу описать один эпизод, который для меня запомнился наиболее полно. Это было через год после аварии, когда я был направлен на радиационное обследование больше десятка деревень (Масаны, Кожушки, Бабчин и другие), расположенных в зоне отчуждения. Задание было срочное, и получить результаты обследования нужно было как можно скорее, поэтому весь комплекс измерений было решено проводить во время командировки. Для ускорения работ местные органы власти выделили для нас дополнительный транспорт и предоставили работников из местного населения для оказания помощи при отборе проб почвы. На совещании у председателя исполкома мы познакомились с главврачом Хойникской больницы, который предложил нам несколько помещений для проведения в них измерений отобранных проб. В беседе с нами главврач обратился с просьбой помочь ему смонтировать и наладить недавно полученный из Англии современный счетчик импульсов человека (СИЧ), который позволял оперативно определять накопление радионуклидов в теле человека. Минздрав обещал решить эту проблему в течение нескольких лет, что естественно не устраивало главврача. СИЧ представляет собой гамма-спектрометр, а я и мой товарищ имели опыт работы с различными типами спектрометров, поэтому посмотрев документацию, мы пришли к выводу, что эта задача вполне нам под силу. Главврач поставил нам койки в помещении, где монтировался СИЧ. Днем мы выполняли свою основную работу, а по вечерам проводили отладку СИЧ. Засиживались допоздна, поэтому и спали прямо там. Через несколько дней СИЧ был готов к работе. Практические измерения провели на себе, затем начали проверять медперсонал больницы. Результаты измерений отличались друг от друга в пределах одного порядка. И вот у одной санитарки мы обнаружили накопление цезия-137, отличающееся от остальных сотрудников, в десятки тысяч раз больше. Естественно нам захотелось найти причину такого накопления. Мы узнали, что женщина живет не в Хойниках, а в деревне Тульговичи. Мы попросили приехать ее со своим мужем и двумя малолетними детьми. Результат был следующий – муж накопил примерно столько же, как и жена, а дети в два раза больше. Узнав об этом, местные органы власти решили проверить все население деревни, а попутно, и из нескольких близлежащих деревень. К этому времени отбор проб мы уже закончили и заканчивали измерения отобранных проб. Это позволило нам больше переключиться на проверку населения. Людей доставляли на автобусах, время измерения составляло 10-20 секунд, поэтому в день мы измеряли довольно большое количество людей. В это время в Хойники прибыл начальник штаба гражданской обороны Беларуси. Узнав от местных властей о нашей работе по обследованию населения, он заехал к нам в больницу. В разговоре с ним мы узнали, что он прибыл с целью организации реэвакуации людей в те деревни, в которых мы и проводили радиационное обследование. Он сообщил нам, что уже подготовлены автобусы и поезда в Гомеле для возвращения населения в эти деревни и эта работа начнется в ближайшие дни. Мы тут же показали результаты своих измерений, из которых следовало о невозможности возвращения населения в эти деревни. Ответа от него мы не получили, но со своей стороны постарались донести как можно больше информации о той радиационной обстановке, которая существовала в этих деревнях тогда. Командировка наша подошла к концу и чтобы продолжить начатый процесс обследования населения местные власти обратились с запросом, чтобы нас с товарищем прислали еще на неделю. На следующей неделе мы опять прибыли в Хойники и узнали, что реэвакуация не началась и неизвестно начнется ли вообще. Конечно, мы отнесли это решение и в свою заслугу. Ведь стресс, который бы получили люди от одного переселения, затем обратного нанес бы непоправимый урон их здоровью. Ведь в первые годы после аварии увеличилась смертность среди относительно здоровых людей от сердечно-сосудистых заболеваний, которые провоцируют стрессовые состояния. Реэвакуация населения была политическим решением, которое не могло быть объяснено сложившейся радиационной обстановкой и поэтому было приятно осознать, что выполняя работы, связанные с риском для своего здоровья, ты делаешь это не впустую. Деревни эти так и не заселили, наоборот выселили людей из тех деревень, в которых мы проверяли население. Что касается проверки населения деревень, то больше, чем у санитарки и ее семьи внутреннего накопления радионуклидов обнаружено не было. Мы добились для нее комнаты в общежитии в Хойниках, попросили употреблять только купленные в магазине продукты питания. Стали наблюдать эту семью и обнаружили, что количество радионуклидов с каждым днем у них уменьшалось. Понятно стало, что они употребляли какой-то продукт, в котором очень много накопилось радионуклидов. Разгадка пришла случайно, когда муж санитарки проговорился. Оказалось, что питались они дикими утками, на которых охота была запрещена (малых деток кормили бульоном – вот почему они и накопили больше всего), и поэтому они не признавались, боясь попасть под суд. Мы не стали информировать власти об этом, тем более что навредили они только своему здоровью и осознали это. А за наладку СИЧ и организацию работ по обследованию населения я получил благодарственное письмо от Хойникского райкома партии.

Вся моя профессиональная работа связалась с аварией на ЧАЭС и продолжается в настоящее время. Я каждый год выезжаю в зону отчуждения для проведения радиационного мониторинга. Там я наблюдаю за изменением пейзажа, например, как кустарники и деревья с каждым годом все больше поглощают дома и поля в бывших деревнях. Встречаю много разных диких животных и птиц, но картинка повстречавшейся мне одичавшей собаки всегда всплывает у меня в памяти первой. Вся тощая, с облысевшими лапами и опущенной головой она издали наблюдала за мной. Когда я стал звать ее к себе и пытался поднести ей еду, она развернулась и медленно стала уходить от меня. Наверное, это напоминание тому, что что-то мы еще сможем сделать для ликвидации последствий аварии, но многое уже не вернешь.

ГУЛЕЦКАЯ Л.А. 

26 апреля 1986 года, когда случилась страшная трагедия, я со вторым гидрометовским бортнаблюдателем Е.Р.Плинером (после прохождения курсов на базе Белорусского управления гражданской авиации) производили на вертолете КА-26 облет сельскохозяйственных полей с целью выяснения состояния озимых культур после выхода их из зимовки. Такая работа в советские времена проводилась ежегодно не только весной, но и осенью (выяснение состояния озимых перед уходом их в зиму) по всей республике, а в отдельные годы и летом, после наблюдавшихся опасных явлений погоды, так как с высоты «картина» просматривается лучше. Так вот, в этот день мы летали над Могилевской областью. Стояла ясная погода. Неожиданно, во второй половине дня, когда мы пролетали по югу Могилевской области, в частности по Краснопольскому району, появилась сильная кучевая облачность. Чтобы не попасть в зону осадков летчику пришлось лавировать, и эта облачность, так сказать, преследовала нас до самого аэропорта Могилев, где мы остановились на ночевку. Только мы приземлились, в аэропорту в шестом часу вечера начался сильный ливень. Наш состав вертолета хотел бежать под ливнем в аэропорт, чтобы успеть поужинать (ресторан закрывался рано). Я предчувствовала что-то и их остановила примерно такими словами: «У меня есть поесть». О взрыве на Чернобыльской АЭС мы еще ничего не знали. За давностью лет, я не точно помню, когда мы возвращались в Минск, где-то в конце апреля. Прилетев в Минск, я от своей приятельницы, которая работала в центральном банке, тогда еще Белорусской ССР, узнала, что произошла страшная авария на ЧАЭС. Эта информация скрывалась от населения Беларуси. После 1 мая 1986 года мы продолжили обследование озимых культур уже в Витебской и Минской областях. Стояла очень теплая погода, и, пролетая над «Минским морем», было хорошо видно, как пляжи были заполнены загорающими и купающимися людьми, причем было немало детей. Это очень меня поразило. Со стороны властей было большим преступлением утаивание информации о масштабах взрыва и о его последствиях.

Авиационные обследования озимых культур по нашей республике, в том числе по Могилевской и Гомельской областям, проводились при моем участии осенью 1986 года и весной 1987 года.

Весной 1987 года мы проводили облет полей вместе с В.И.Мельником, при этом ставилась негласная задача определить наличие посевов в зоне отселения в отдельных районах, и параллельно мы измеряли «радиацию».

Запомнился мне такой эпизод. Весной, когда проводился облет Могилевской области, начались военные учения, и по приказу мы были вынуждены совершить посадку, как не странно, в зоне отселения на краю поля недалеко от большой деревни, видимо это был центр колхоза. Населенный пункт подлежал отселению, с одной стороны деревни верхний слой грунта был снят. Однако проводись полевые работы, в месте базирования механизаторов находился и председатель колхоза, а также бегали дети. К середине дня привезли обед, нам тоже предложили покушать, но как-то не хотелось. Когда мы спросили у председателя, почему они не переселяются, он ответил, что они переедут осенью, когда соберут урожай и получат деньги. У нас вынужденная посадка затянулась надолго, пока не дали «добро» на взлет.

Плохо было и то, что мы осуществляли облет на тех же самых вертолетах, на которых перевозили пробы грунта с загрязненных районов, причем вертолеты не проходили обработки. У авиационных техников, которые также летали с нами для обслуживания вертолета, индивидуальные дозиметры в салоне вертолета зашкаливали.

Вскоре мои «полеты» закончились. Я, как бортнаблюдатель, проходила медицинскую комиссию на уровне летного состава, однако я не смогла бы пройти очередную комиссию, я стала бояться высоты.

СКУРАТОВИЧ И.М., МАТВЕЕНКО И.И.

26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке ЧАЭС, что в 12 км от южной границы Республики Беларусь, произошла крупная авария, в результате которой были разрушены 4-ый реакторный блок и часть здания станции.

Белорусское УГКС приступило к ежечасным наблюдениям радиационной обстановки 26 апреля (ранее наблюдения проводились раз в неделю по средам) на трех станциях и 27 апреля БелУГКС сообщило в ЦК КПБ и СМ БССР о сложившейся обстановке в южных районах республики, в связи с высокими уровнями радиации.

27 апреля 1986 года уровни гамма-излучения в Брагине составляли 24 мр/час (уровни до аварии – 0,01-0,02 мр/час), а 28 апреля был зафиксирован уровень гамма-излучения 48 мр/час.

После взрыва большое количество радиоактивных веществ из активной зоны реактора были выброшены в атмосферу и затем вызвали радиоактивное загрязнение природной среды в Беларуси, Украине, западных областях России, а также во многих странах Европы. Учитывая масштабы и уровни загрязнения, авария получила название Чернобыльская катастрофа, в результате которой 23% территории Беларуси с 3668 населенными пунктами, где проживало более 2 миллионов человек, были загрязнены радионуклидами с высокими уровнями.

Учитывая, что в соответствии с метеорологическими условиями первых трех суток после аварии радиоактивное облако перемещалось в сторону Беларуси, а после 30 апреля в сторону Украины и России, начал формироваться радиоактивный след на местности.

Формирование зон радиоактивного загрязнения, после Чернобыльской катастрофы, происходило в зависимости от динамики выброса из аварийного реактора, которое продолжалось 10 дней, и метеорологических условий. Радиационный мониторинг на территории Республики Беларусь был организован на метеорологических станциях в учащенном режиме наблюдений и проводился сразу после аварии.

Решением правительства СССР на Госкомгидромет были возложены функции головного ведомства по контролю радиационной обстановки и предусмотрено его участие в работе по изучению долговременных экологических последствий в связи с аварией на ЧАЭС.

Информация, поступающая от метеорологических станций, позволяла сделать только общую оценку уровней радиоактивного загрязнения территории и населенных пунктов. Для уточнения радиационной обстановки была проведена аэрогамма-съемка, что позволило выделить наиболее пострадавшие районы территорий вокруг ЧАЭС.

3 сентября 1986 года председателем Государственного комитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды Израэлем Ю.А. была утверждена программа исследования радиоактивного загрязнения окружающей среды на 1986-1990 годы.     В программе большие задачи возлагались на Белорусское республиканское управление по гидрометеорологии и контролю природной среды.

Специалисты ЦРКМ, БТГМЦ, областных центров и метеорологических станций Белгидромета выполняли большой объем работ по радиационному обследованию территории Республики Беларусь с первых дней после аварии на ЧАЭС. Это были маршрутные измерения экспозиционной дозы гамма-излучения, отбор проб почвы, анализ которых на начальном этапе выполнялся в институтах Академии наук БССР. Были проведены аэрогамма-съемка территории всех областей Беларуси, обследование более 20-ти тысяч населенных пунктов и около 300 тысяч подворий, ежедневно измерялась мощность дозы гамма-излучений на 50-ти станциях.

Первые карты по мощности экспозиционной дозы гамма-излучения ближней зоны ЧАЭС были составлены в начале мая 1986 года, а первая карта по содержанию в почве цезия-137 на территории Гомельской и Могилевской областей БССР была создана 22 июня 1986 года. Учитывая, что для ликвидации аварии на ЧАЭС был необходим большой период времени, Госкомгидрометом СССР было принято решение организовать автоматизированную систему мониторинга радиоактивного загрязнения в 30-ти километровой зоне атомной станции на территории БССР.

Скуратович И.М. был командирован в г.Киев и г.Чернобыль для изучения опыта создания такой системы в Укргидромете. Используемое оборудование специалистами Укргидромета не обеспечивало необходимой надежности работы и после изучения подобных систем в СССР нами, совместно со специалистами Узбекского УГМС, было предложено использовать в Белорусском республиканском управлении по гидрометеорологии и контролю природной среды оборудование снеголавинной станции, которое использовалось в Узбекистане. Для рассмотрения наших предложений в г.Киев и г.Чернобыль, а затем в Гомельскую область прибыл начальник Технического управления Госкомгидромета СССР Ю.А.Хабаров. Вместе с ним были рассмотрены используемое оборудование и предложения по созданию такой системы в Гомельской области БССР с посещением планируемых населенных пунктов для установки оборудования. По указанию Госкомгидромета СССР в Гомельскую область прибыла группа специалистов с необходимым оборудованием Узбекского УГМС, которую возглавлял заместитель начальника Узбекского УГМС А.И.Бедрицкий.

В августе 1986 года прибывшими специалистами службы средств измерений, РТЭПМ, ГМО Гомель в зоне отчуждения – д.Масаны, д.Крюки и д.Радин Гомельской области была установлена телеметрическая система ТМ-90 «Лавина», которая позволяла проводить измерение гамма-излучения и метеорологических параметров. Центр сбора информации и персональный компьютер были установлены на метеорологической станции Брагин. Данная система использовалась достаточно продолжительный срок, показала хорошую надежность в работе и позволила получить динамику изменения радиоактивного загрязнения на различных этапах ликвидации аварии на ЧАЭС и изменениях метеорологических условий. Это один из эпизодов огромной работы, которую выполнили специалисты Белгидромета, институтов и организаций Госкомгидромета СССР по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.

Были выполнены работы по детальному обследованию всех загрязненных территорий БССР, в том числе сельскохозяйственных угодий, лесов, рек и озер, населенных пунктов для оценки и принятия мер Правительством БССР по защите населения и минимизации ущерба экономике пострадавших районов. Ряд руководителей и специалистов были награждены орденами и медалями.

Участники работ в ближней зоне ЧАЭС на мосту 

между г.Припять и г.Чернобыль